Смертельная любовь

  ЦЕНА СМЕРТИ Владимир Тихомиров

 

  В Москве с 1996 года от рук чеченских террористов погибло 367 человек. Еще 392 человека получили ранения. Это много или мало? Это важно или нет? Как нам честнее отнестись к этим цифрам, если известно, например, что в одной Москве от отравления алкоголем, то есть просто с перепою, ежегодно гибнет в несколько раз больше народу (только в прошлом году – 2248 человек)?

 

  Известно, что нет ничего более нелепого, чем жизнь в России, и нет ничего более важного, судьбоносного, нравственного и значимого, чем смерть в ней. По большому счету, мы имеем дело с невероятным парадоксом: ради процветания Родины вообще не следует жить в ней яркой, наполненной, богатой материально и духовно жизнью. Все равно гораздо нужнее, полезнее и показательнее для Отечества будет момент, когда такая жизнь прервется. Только смерть, яркая, мучительная, подлая и ненужная сможет обратить здесь на себя всеобщее внимание и стать ненадолго образцом для формирования духа нации и смысла существования следующих поколений, готовых погибнуть во славу страны.

 

  Вооружившись различными статистическими справочниками, я проделал простую, но показательную работу, которая помогла мне понять, какие силы способствуют в России смерти как можно большего количества людей.

 

  Готов поделиться полученными сведениями.

 

  Итак, ВОЙНА. В Первую мировую общее число убитых в русской армии достигло 1,2 млн человек (для сравнения: Германия и ее союзники потеряли 917 тыс. душ). Потом была Гражданская война, во время которой в России погибло 1,8 млн человек. Великая Отечественная война унесла почти 27 млн жизней советских людей (потери Германии оцениваются в 11,9 млн человек, из которых три четверти – потери войск). Война в Афганистане, продолжавшаяся девять лет, отняла жизни 14 520 военнослужащих. Особая тема – войны на Северном Кавказе. В первую чеченскую кампанию 1994–1996 годов российская армия потеряла 4,1 тыс. солдат и офицеров. Вторая чеченская кампания, названная контртеррористической операцией, обошлась России с конца 1999 года в 4,5 тыс. погибших военнослужащих и милиционеров.

 

  В связи с контртеррористической операцией хотелось бы привести цифры потерь российской армии в ходе кавказской войны 1801–1864 годов, которую ныне многие считают образцом политики России по усмирению диких горцев. Так, за 64 года вялотекущей войны армия потеряла 25,5 тыс. солдат и офицеров, а потери среди мирного населения Кавказа составили 70 тыс. человек.

 

  И еще одна цифра: по данным Комитета солдатских матерей, только в прошлом году в результате неуставных взаимоотношений в армии погибли 800 военнослужащих.

 

  Теперь ДЕЙСТВИЯ ВЛАСТЕЙ. В 1930–1953 годы, согласно официальным данным, по обвинению в контрреволюционных, государственных преступлениях судебными и всякого рода несудебными органами вынесены приговоры и постановления в отношении 3,7 млн человек, из них 786 тыс. были расстреляны. В ходе коллективизации и индустриализации в СССР погибло более 21,5 млн человек.

 

  БОЛЕЗНИ различной тяжести унесли в прошлом году жизни более 115 тыс. москвичей. Главная причина смертности – заболевания системы кровообращения. Двадцать тысяч человек умерли от онкологических заболеваний. Даже туберкулез унес жизни 971 человека. Практически две трети детей в Москве появляются на свет с различными заболеваниями. 213 новорожденных погибли. Как сказано в докладе врачей, «детская смертность свидетельствует о дефиците коек для реанимации новорожденных».

 

  АБОРТЫ, согласно докладу «О состоянии здоровья населения Москвы», в прошлом году прервали в столице жизни 45 717 нарожденных детей.

 

  Обычный АВТОМОБИЛЬ в России убивает в четыре раза больше народу, чем в той же Европе. В Москве за год врачи «скорой помощи» свыше 25 тыс. раз выезжали на аварии, зафиксировано 1799 погибших, что составляет 5 погибших в день.

 

  От ТРАВМ в прошлом году в Москве погибло более 10 тыс. человек. Три сотни из них, согласно милицейским сводкам, были застрелены, две тысячи двести человек – задушены, зарезаны кухонными ножами и забиты насмерть молотками в результате конфликтов на бытовой почве. От несчастных случаев погибло свыше 9 тыс. москвичей, в том числе из-за падения с высоты – 2721 человек, утонули 439 жителей столицы, еще 404 человека попали под поезд. Всего же, по статистике медиков, ежегодно каждый одиннадцатый москвич получает какую-либо тяжелую травму. Наконец, свежая проблема современности – САМОУБИЙСТВА. В прошлом году в Москве зафиксировано 7,5 тыс. попыток самоубийства, из которых 1753 закончились смертью. По стране цифры еще более удручающи: за прошлый год свыше 60 тыс. граждан добровольно расстались с жизнью. Количество самоубийств в России превышает среднеевропейский уровень: у мужчин в 2,5 раза, а у женщин – в 1,5 раза.

 

  НАРКОТИКИ И АЛКОГОЛЬ. В прошлом году столичными медиками зафиксировано 2248 случаев летального исхода от отравления алкоголем и 161 смерть из-за передозировки наркотиков. В этом году цифры станут еще больше, поскольку количество, например, подростков-алкоголиков увеличилось на 76,5%.

 

  Что же касается роли террористов в процессе самоуничтожения нацииѕ С терактами россияне впервые столкнулись еще в конце XIX века: в 1878 году юная террористка Вера Ивановна Засулич из «Народной воли» выстрелила в полицейского генерала Дмитрия Федоровича Трепова. За все годы террористической деятельности только эсеры уничтожили свыше пяти тысяч человек, а всего в дореволюционной России из-за терактов и вооруженных столкновений погибло 17 тыс. подданных.

 

  «Кто дал нам право покушаться на человеческую жизнь? – писал Борис Викторович Савинков, руководитель боевого отряда партии эсеров и идеолог русского терроризма. – Речь идет не о праве, а о нашем долге: мы обязаны уничтожить всякого, кто вредит общему делу!..»

 

  Что ж, похоже, идеолог русского терроризма произнес главные слова, которые касаются так называемого общего дела – понятия, при помощи которого в России всегда можно оправдать любое начинание и любую смерть. Судя по всему, именно это понятие и является ценой смерти в нашей стране. Штука только в том, что в России, как мне представляется, на самом деле никогда и не существовало никакого ОБЩЕГО ДЕЛА, если только оно не касалось необходимости учинения все тех же смертоубийств. А уж о частном, личном деле и говорить не приходится. Мне, например, известны только два типа российских личных дел: у следователя перед посадкой кого-либо в тюрьму и у обычного человека, когда ему нет дела вообще ни до какого дела. В этом суть. А все остальное – это просто цифры.

 

  Так, на всякий случай. Чтобы жизнь медом не казалась.

 

  ЦЕНА ЖИЗНИ Игорь Надеждин

 

  Весьма любопытно проделать несложный эксперимент и ответить на вопрос о цене человеческой жизни в России буквально. Вот сколько она реально стоит в денежном выражении? Дороже ли помятого заднего бампера иномарки? Во сколько оценивает ее само население и его государственные институты? И оценивают ли вообще? На этот счет имеются данные.

 

  Итак. Официальные данные Минфина России гласят, что страхование жизни гражданина сейчас занимает первое место в работе страховых компаний. В прошлом году, например, 34,5% всех страховых взносов и 58,8% всех выплат приходилось именно на этот вид страхования. Иначе говоря, по программам страхования жизни было собрано 104 млрд рублей (более 3,3 млрд долларов) и выплачено около 136,2 млрд рублей (более 4,3 млрд долларов). Впечатляющие цифры, не правда ли? Однако выясняется, что к ценности жизни граждан это не имеет практически никакого отношения.

 

  – Все, что сейчас относится к страхованию жизни в России, – это на самом деле довольно изящная схема уклонения от уплаты налогов, – объясняет Людмила Владимировна Братусь, советник президента страховой группы «Спасские ворота». – Дело в том, что в соответствии с Налоговым кодексом взносы на страхование жизни исключаются из налогооблагаемой базы.

 

  Вот, например, в конце декабря в любой страховой фирме можно заключить договор на страхование жизни, например на миллион долларов. Для этого надо внести от половины до одного процента суммы страховки, то есть пять-десять тысяч долларов. После этого в налоговой декларации указывается, что деньги потрачены на страхование жизни – и, соответственно, платится меньше налогов. Хитрость в том, что подобного рода договор заключается на три месяца, и уже 1 апреля (когда договор прекращается) застрахованный получает свои деньги назад, да плюс еще три процента, поскольку страховая компания деньги прокручивала.

 

  Другими словами, полноценного страхования жизни граждан в России не существует. Интересно сделать этот вывод именно сейчас, когда государство всерьез озаботилось, например, обязательным страхованием автотранспорта. Это символично: здоровая, полноценная жизнь машины является основой благосостояния многих семей и ценится сейчас в России гораздо выше жизни иного человека.

 

  Другой пример определения стоимости здравствующих граждан. Над территорией США, в соответствии с законами этого государства, не может пролететь ни один самолет, на борту которого находятся люди, застрахованные на сумму менее чем 75 тыс. долларов. «Аэрофлот», зная это, страхует пассажиров рейсов в Америку именно на эту сумму. Пассажиров в Европу – на 20 тыс. долларов, а в Юго-Восточную Азию – на 10–15 тыс. Если же самолет не пересекает российские воздушные границы, то речь идет о десятках тысяч рублей.

 

  В цивилизованных странах законодательно определены и минимальные суммы выплат при нанесении ущерба жизни и здоровью населения. Так, если в Швеции господин по чьей-либо вине потеряет руку, виновный будет обязан выплатить ему не меньше 20 тыс. крон, при потере зрения – не менее 40 тыс. Причем, повторюсь, это минимальные суммы. Потеря зрения художником будет оценена по меньшей мере в два раза выше. В нашей же стране государственный механизм компенсаций отсутствует вовсе – решение этих вопросов оставлено на судейское усмотрение или на милость властей. Так что компенсации могут быть произвольными – от мизерных и издевательских до, например, барских трех тысяч долларов, обещанных родственникам людей, погибших на Дубровке.

 

  Или вот еще свежий пример – компенсации пострадавшим во время террористического акта в Тушине. В прошлый понедельник правительство Москвы определило: по 100 тыс. рублей родственникам погибших (плюс похороны за счет казны) и по 50 тыс. раненым. В прошлый вторник правительство России решило половину этих денег городскому бюджету возместить. То есть не родителям, потерявшим детей, добавить, а бюджету возместить! А с другой стороны – не придерешься. Речь идет ведь не о законных выплатах, а, так сказать, о подарке от города.

 

  – Такой политике властей родной страны можно найти только одно объяснение: боязнь прецедента, – считает Людмила Константиновна Трунова, доктор юридических наук, адвокат юридической консультации «Центральное адвокатское бюро». – Ведь число жертв террористических актов в России исчисляется десятками тысяч. Только в Буденновске, подвергшемся в 1995 году нападению банды Басаева, жертвами теракта официально признаны восемнадцать тысяч человек. Это не восемь сотен пострадавших во время захвата «Норд-Оста». Знаете, сколько получили родственники погибших в Буденновске? По 15 тысяч рублейѕ

 

  Справедливости ради надо отметить, что некоторые категории наших граждан государством все же оценены, и вполне конкретно. Самый дорогой наш гражданин – это судья: в случае его гибели родные получат компенсацию в размере 180 минимальных размеров оплаты труда (сегодня это 81 тыс. рублей). Причем независимо от того, по какой причине судья погиб. Второе место занимает военнослужащий, погибший при исполнении своего долга – 120 МРОТ (54 тыс.). На третьем месте сотрудники милиции – 60 МРОТ (27 тыс.). Все остальные граждане перед государством равны – в том смысле, что стоимость их жизни не определена и она в буквальном смысле слова ничего не стоит.

 

  ЦЕНА ЖИЗНИ И СМЕРТИ Евгения Пищикова

 

  Всякое общественное горе, каждый новый террористический акт не объединяет, а все более разъединяет наше общество. Вялая реакция, скромный ожидаемый всплеск ксенофобии. Публицисты пятидесяти пяти московских газет напишут в передовицах: этот кошмар происходит оттого, что идет чеченская война, а власть делает вид, что ничего не происходит. Надо полагать, у самих публицистов сердце каждый день щемит. Лихое, лютое горе родных пять дней после события бывает наглядно, а потом (всю жизнь) это будет уже личное горе, никому не нужная приватная беда. НЕ ПОВЕЗЛО.

 

  Что сограждане? К месту тушинского взрыва, например, приносили цветы, но также приносили пластиковые стаканы с пивом и пачки сигарет. Оставляли на парапете, как на могиле. Прекрасное безмозглое русское язычество.

 

  Ну а страна? Страна каждый раз как бы по-новому смотрит в себя – вглядывается. Все вроде на месте: вот псковские дали, золотые купола, уральский хребет, зеленое море тайги, вот – чу! – пробежала белочка, поднялся шахтер на-гора и дал стране уголька, два зека сделали панораму Сталинградской битвы из хлебного мякиша, заколосилась нива, в Москву завезли мясо кенгуру... Что же не так? Что не как у всех? Ведь пустоватое российское сознание живет законами не общества, но простой семьи: главное, чтобы не хуже, чем у других, чтобы как у соседей.

 

  Вроде терроризм – везде проблема, и горе общее. Отчего же так бесконечна власть русского фатализма, отчего механизм сострадания так изношен? Можно ли равнодушие к чужой жизни оправдать равнодушием к своей собственной?

 

  Я, например, училась в школе имени Алексея Волкова. Посмертный Герой Советского Союза Волков погиб, спасая от огня хлебное поле и свой комбайн. В стране, где зерно годами убиралось лишь на 60% посевных площадей, а комбайнов заказывалось из расчета один к. п. (корабль полей) на десять га, человек погиб, спасая амортизированный механизм. Ныне бы Волков стал лауреатом Дарвиновской премии, присуждаемой людям, умершим наиболее нелепой смертью. В прошлом году первенство, кажется, досталось семье из Бангладеш, все члены которой по очереди нашли свою гибель в колодце, куда кидались в попытке вытащить утопшего цыпленка.

 

  Сострадание и сочувствие – это совместное коллективное переживание, усилие. До какой степени сострадание общества есть естественное движение, а до какой – продукт идеологической государственной работы?

 

  Очевидно, невозможно искренне сочувствовать тому, что «не твое», и уж тем более взрыв возмущения, акт общественного содрогания сопутствует только событию, грубо описываемому как «наших бьют». Вот с понятием «наши» у нас в Отечестве очень напряженно. Более раздробленного кастового общества свет не видывал. Разница сословная, территориальная, социальная. Во время уфимской трагедии, когда самолет с одаренными детьми разбился над Германией, город так и не смог найти в себе сочувствия: «вместо одаренных детей городская знать послала на отдых своих собственных, их Бог наказал». Холодная война Севера и Юга, метрополии и периферии, вражда профессий. Чиновничество как замкнутая каста. Милиционеры – суки, журналисты – бляди, врачи – стяжатели. Родство – позабытое понятие. Родные либо в Америке, либо в деревне. Власть – это они, но и районная поликлиника – «они», и юнцы у подъезда – «они», и гаишники – «они», и продавцы на рынке – «они», и соседи, поставившие стеклопакеты, – «они». Не потому ли стране так важна территориальная целостность, что никакой другой нет?

 

  Действительно, что объединяет страну? Телевизор, язык, доллар и Красная Армия.

 

  Апдайк писал: «Шесть часов утра для Америки – святое время. Время единения. Я пью кофе на своей пенсильванской ферме и знаю, что во всей стране, в пентхаусах и арендованных квартирках, на техасском ранчо и на бензоколонке в Милуоки, в этот час пьют кофе. Мы сейчас оденемся и пойдем на работу, но в эту секунду мы живем для себя».

 

  Есть ли в России такой волшебный час единения? Ага, девять часов вечера. Я пью водку и чувствую, как по всей России, от Еревана до Магадана, в этот час люди пьют водку. Мы сейчас разденемся и пойдем спать, но в эту секунду мы живем для себя.

 

  Единственный реальный шок страна пережила после взрывов домов в спальных районах. Потому что вся Россия застроена этими домами, тут был удар в самое теплое, тайное – в убежище. Полгода женщины страны ложились спать в панталонах, ибо имели в виду, что при раскопках может случиться конфуз. А аналитики писали: взорваны были окраинные квартиры, ибо организаторы не нашли в себе смелости подступиться к центру...

 

  Кстати, а какой у нас центр? Центр всемирной торговли в Нью-Йорке – это ведь символ чего? Работы, труда, процветания, шестичасового кофе. А у нас разве что Кремль? Власть, малахитовая гостиная, гобеленовый зал.

 

  Русское понятие о справедливости – вот еще что объединяет страну. Иерархическая лестница – колеблемая стремяночка – противопоставлена самой идее справедливости. Ибо в основе ее – понятие жребия. «Господь определил твой жребий, и своей стезей, как бы скромна она ни была, нужно пройти с достоинством».

 

  Удовольствоваться скромным жребием! Как интересна эта протестантская добродетель: удовольствоваться – значит не только смириться (хотя и смирение удивительно творческая задача), но и найти удовольствие!

 

  Но, разумеется, дорогой читатель, ежели тебе интереснее биться, как птичка в силках, в сетях обыденности и кричать, что в пятнадцать, двадцать пять, тридцать пять лет ты еще ничего не сделал – что ж! Это своеобразное русское удовольствие, общее место – место естественного отправления мысли.

 

  Вообще русское равнодушие вряд ли следует всерьез рассматривать как порок, первопричину порочности державы. Скорее, это следствие, защита от пустомыслия, прекрасная беззаботность. Отсюда, кстати, особенное отношение к смерти. Ведь жизнь и смерть в России – не антонимы. Хрестоматийно говоря, здесь антоним слова «смерть» – «бессмертие», а антоним слова «жизнь» – «безжизненность». Очевидно, русский человек, когда он понимает, что никогда не достигнет бессмертия, предпочитает безжизненность. Как говорила моя подруга, «если не норковая шуба от Баленсиаги, тогда китайский пуховик. Середину оставим буржуазному быдлу».

 

 

 

Владимир Тихомиров, Евгения Пищикова



Hosted by uCoz